| Рен | Дата: Среда, 26.10.2011, 21:15 | Сообщение # 1 |
 Лорд Вермилион
Группа: Репортеры
Сообщений: 204
Награды: 20
Репутация: 4
Статус:  | Автор: Maya
Фэндом: Dogs
Персонажи: Фуюмине Наото
Рейтинг: G
Жанры: Ангст, Драма, Гет, Психология
Предупреждения: Смерть персонажа
Размер: Мини, 3 страницы
Кол-во частей: 1
Статус: закончен
Здесь, где все "один на один"
Себе проиграли...
Где дым в облаках,
Где птицы в руках.
Здесь, где люди ради любви,
Не глядя, меняли
Пустые слова на порох в стволах.
Sakura – Бес солнца
Она была нелюбима.
***
Наото боялась засыпать. Казалось, что вот сейчас она закроет глаза, а открыть их больше не сможет. Она боялась своих снов, потому что в них она видела небо. Небо, которое плакало кровью. Оно смеялось и улыбалось ей, словно не кровь падала на ее белую кожу, словно в синих глазах не отражался алый дождь.
От переполняющего ее страха за себя, за эту никчемную жизнь ей хотелось плакать. Рыдать, кричать, вопить, сносить все, что попадется под руку. Уничтожать, рвать, сметать, разрубать.
Так она доказывала себе, что еще может жить.
Наото никогда не размышляла о любви или боли. Она пыталась жить, пыталась достучаться до своих далеких небес, узнать и понять, что такое быть настоящей.
Потерявшись в детстве, заблудившись в закоулках своей памяти, она научилась молчать. Молчание для нее, словно созерцание. Слова, их смысл, все это пустое, важен лишь росчерк катаны и одобрительный взгляд Фуюмине.
Ах да, Фуюмине. Фуюмине и имя, данное им. Фуюмине и его катаны. Наото терпеть не может тайны, ей претят секреты, она ненавидит ложь, хоть и выросла в ней.
Всю жизнь, закованная в латы, в черную кожу она не могла чувствовать ничего кроме пронзительного ветра. Он хлестал ее по щекам, заставлял развеваться ее шарф и оголял горло. Может он, этот чертов холодный ветер, хотел решить дело одним ударом? Острыми порывами он бы врезался в ее тонкую кожу на шее и закончил бы ее существование. Хотя нет, постойте, ветру не престало делать столь некрасивые вещи, он же просто ветер, а Наото просто замечталась.
Когда она впервые приходит к Хайне, у нее болят руки, губы припухли, а из глаз сочиться неприятная сырая вода. Она не научилась красиво плакать, не научилась правильно укладывать волосы, она не научилась жить. Мучимая, терзаемая, она падает в его холодные руки, ища что-то, не находя и снова рыдая.
Хайне ненавидит слезы и ненавидит эту чертову девчонку на его пороге, поэтому, когда она перестает плакать, он уходит, забывая пистолет, потому что в нем только одна пуля. Пусть застрелиться, проблем от нее меньше.
Хайне жесток, красив и глуп. Он не понимает, какого это, засыпать, уткнувшись в подушку и просыпаться через полчаса. Он не понимает, как больно ей, как хотят дотронуться до него руки девочки-меча, которая и любила то только однажды.
Наото думает, почти мечтает о том, что, наверное, в другой какой-нибудь жизни, они могли бы любить друг друга. Она бы вставала по утрам, готовила завтрак и молилась за него, его жизнь и его счастье. Он бы приходя вечером, уставший, смог бы спокойно обнять ее и не боятся, что кто-то отнимет, похитит и заберет.
Если бы был Бог, в которого они оба не верили, он бы точно дал им второй шанс. Он бы сделал все, чтобы они никогда не держали в руках оружие, а держали жизни друг друга. Чтобы один рыжий писака дарил ей цветы, на которые у Хайне аллергия. Чтобы старик-аптекарь, их сосед, когда-нибудь увидел их сына.
Бог бы сделал все, но они в него не верили.
Потому что в этом мире, в него верить нельзя.
Вместо дома у нее заброшенный склад, вместо кровати тонкий матрас на полу, взамен души хрупкое стекло, а сердце железное.
Она сидела на грязном полу, отбросив ненужный матрас, и втаптывала себя в пыль, словно та могла укрыть ее как одеяло и попыталась забыться, умирая и воскресая, чтобы снова и снова, раз за разом приносить себя в жертву холодным глазам Хайне и острой катане «другой Наото», настоящей и живой. Не такой как она, мертвая и лживая.
Катана звучит, разрубая мягкую податливую плоть, катана плачет в руках хозяйки кровавыми слезами, как то небо, которое сниться Наото.
Она не любит убивать. Не любит причинять боль и страдания людям. Но пес должен защищаться, а маленькие не выросшие еще девочки должны защищать свой маленький мирок. А потом прозвучала другая песнь, и другая взрослая уже «девочка» ответила на ее выпад.
Умирать было просто. Агония битвы сменилась всепоглощающим спокойствием. Глаза закрывались, а тело стало легким.
Звук падающей катаны отражался на стенках ее сознания, но она не желала ничего слушать. Бесконечные выстрелы, наконец, смолкли, и остался только звонкий плач ее оружия.
Умирать было так просто. И так неожиданно приятно.
Почему никто не сказал ей, что она не виновата? Все время, обвиняя себя в слабости, неспособности, он потухала, как спичка на ветру. Никто не смог ей объяснить, что она ни в чем не виновата. Мир не понятно за что обиделся на нее и сделал ее несчастливой. Словно Наото, нагрубила ему, обидела сама или запачкала его пиджак.
Как она оказалась, а потом и поселилась у Бадоу, она не помнит. Скорее всего, за неимением вариантов бесчувственную Наото он сам притащил к себе. Просто потому что Бадоу слишком добрый. И он терпеть не может, когда девушки плачут.
С Бадоу было как-то спокойно. Наото, вдыхая запах его сигарет и кутаясь в тонкое одеяло, казалось, что она знает его всю жизнь. Ей было привычно с ним, как старые супруги, охладевшие к друг другу, они спали в одной кровати, но не касались ни тел, ни душ.
Но она сбежала от него. Перебинтовав рану, накинув великоватую куртку, сорвалась и забыла закрыть дверь. Потому что видеть чужое счастье Наото слишком тяжело. Нет, она не в обиде на Бадоу, на что ей обижаться?
У Мими отличный кофе и она красивая. Она может заходить когда угодно, у нее свои ключи, а Бадоу все равно ворчит и прячет улыбку за длинными прядями. Мими теплая, она его согрела, а Наото… Она что может? Только смотреть так печально, что у него внутренности наружу лезут. Поэтому он просто молчит и всегда оставляет окна открытыми. Пятый этаж. Если все правильно рассчитать, то будет не больно.
Единственное, что она до сих пор любила в этом городе, — это вечный снег. Ей сводило скулы от холода, а она улыбалась как дура и шла по белому покрывалу, словно это была красная дорожка ее личного счастья-боли-несчастья. Куда она вела – к будущему, темному прошлому, теплой кровати или холодной могиле. Она не знала и знать не хотела.
Сейчас она не плакала. Не плачут, когда падают с качелей, она ведь уже не ребенок. Снег больше не хотел таять, а она, Наото, не хотела страдать. Ее темную с головы до ног поглощала белизна снега, и покой, наконец, пришел к ней.
Она сиганет с самой большой башни города и будет падать-падать-падать, пока не попадет в сам ад, а может судьба закинет ее в рай, и она, наконец, поверит в ничтожного Бога.
Наверное, у него, этого Бога, будут такие же белые крылья как у Нилл, а глаза будут мудрыми как у Михая. А улыбаться он будет как Хайне. И от этой мысли Наото сильнее желает попасть в ад, потому что там не будет белых андедов, зато будут рыжие всполохи огня, как волосы прокуренного к чертям Бадоу.
|
| |
| |
